Над скалами белые чайки вились
И пеной хлестал прибой,
Когда наконец кочевая жизнь
Его привела домой.

Под ветром шуршал прибрежный песок
И к ночи клонился день,
Когда в свой маленький городок
Пришел Соломон Кейн.

Народ сбегался с разных сторон
И следом валил толпой:
Он шел, как призрак былых времен,
По уличной мостовой.

Он все смотрел и смотрел вокруг,
И странен был его взгляд.
Он видел столько горьких разлук
И вот — вернулся назад.

В таверне старой сквозь гул голосов
Поскрипывали слегка
Стропила из девонширских дубов,
Помнившие века.

Кейн поднял пенную кружку в честь
Павших в давнем бою:
«Сэр Ричард Гренвиль сиживал здесь...
С ним я ходил на юг.

Тела мертвецов с собой унося,
Текла по палубам кровь:
На каждое наше по пятьдесят
Испанских было судов!

Сбитые мачты падали вниз,
Мечи ломались в руках,
Но только яростней мы дрались,
И прочь отступал страх!

Длилась багровая круговерть,
И новый рассвет вставал,
И сотни стволов изрыгали смерть,
Когда Ричард Гренвиль пал.

Каждому с ним наступит пора
Чашу испить одну...
Но лучше б нам было взорвать корабль
И с честью пойти ко дну!»

Пожар отражался в его глазах
И океана зыбь.
А по запястьям — рубцы на рубцах:
Память испанских дыб.

«А как, — он спросил, — поживает Бесс?
Я скверно расстался с ней...» —
«На могиле ее воздвигнули крест
Тому уж немало дней».

«Прах к праху!.. — он молвил. — Конец земной —
Могильная тишина...»
А ветер стонал и бился в окно,
И восходила луна.

Скользили по лику ее облака,
Когда Соломон Кейн
Неторопливо повел рассказ
О виденном вдалеке:

«В безбрежном лесу, на чужих ветрах,
Под багровой звездой
В глухую полночь рожденный Страх
Свивает свое гнездо.

Я видел черное колдовство,
Которого больше нет.
Оно отвращало и естество,
И самый Господень свет.

Там в городе, старом, как Смерть сама,
Жила бессмертия дочь.
Во взгляде ее — безумия тьма,
Кровавого пира ночь!

Там грудами скалились черепа
Во славу красы ее.
Там крови требовала —
Несытое воронье.

Царица была вторая Лилит —
Огонь и кровь на челе!
И был поцелуй ее ядовит...
Теперь она спит в земле.

Сразил я вампира, что высосал кровь
У черного князя из жил.
А после блуждал меж серых холмов,
Где мертвый народ жил.
Господь не оставил меня в тот день,
Орудьем гнева избрав,
И я оградил племена людей,
Земное земле отдав.

Я демонов видел в ночи полет,
И кожистых крыльев песнь
Сперва мое сердце вковала в лед,
Потом позвала на месть.

Но все это в прошлом!.. Родной порог
Меня наконец манит.
Я стал староват для долгих дорог,
Забравших мои дни.

Довольно сражений и дальних стран,
Отмеренных мне судьбой...»
...Но где-то в ночи гремел океан
И скалы крушил прибой.

Он пену валов швырял в пустоту,
Стараясь достать до звезд,
И ветер летел и выл на лету,
Как бешеный гончий пес.

И Кейн услыхал тот призрачный зов,
Тот бестелесный стон,
И в глубине холодных зрачков
Вспыхнул былой огонь.

И Кейн оглянулся по сторонам,
Как будто бы в первый раз,
И вышел за дверь, где светила луна,
В серебряных тучах мчась.

Люди за ним поспешили вслед,
И видел добрый народ
Над вершиной холма его силуэт,
Врезанный в серебро.

Надолго ли скрылся?.. В какой предел?..
Чей голос его позвал?..
...И только победную песню пел
Над морем летевший шквал.