Поэма-сказка
Ларец из башни
Часть 1
Ожиданье сочится, как талая муть,
Стрелки ходиков встали почти.
Время сесть у огня и припомнить свой путь,
Вновь его шаг за шагом пройти.
Поскитаться по свету, желая чудес,
Поразведать немало земель
И опять забрести в этот сказочный лес,
Где таит что-то каждая ель;
Чтоб, отбросив усталость, поднявшись с колен,
Средь зеленого моря холмов
Вновь увидеть вдали кладку каменных стен
И высокие крыши домов...
* * *
Меж бескрайних лесов спрятан город пустой.
Ров и стены его хмель скрывает густой,
От распахнутых настежь старинных ворот
Лабиринт узких улиц на гору ведет.
Площадь смотрит уныло, как дом беглеца;
В синем небе застыла громада дворца.
Долго не было здесь ни единой души.
Но откуда-то след, что ведет в камыши
Городского пруда. Явно кто-то живой
Все же изредка ходит туда за водой!
Может, кто-то из сказки?
Наш брат — не таков:
Мы б немедля оставили уйму следов!
Он-то всем нам и нужен, мы сказку нашли!
И не зря по лесам да болотам мы шли!
Но пока восторгаться сильней подождем,
Куст найдем потемней и укроемся в нем:
Стоит прежде взглянуть, кто живет во дворце,
Да и чей это посох стоит на крыльце.
Может быть, это Страж натирает полы
И к приходу гостей накрывает столы;
Ну а может, и просто чудак-домовой
Вдруг проснулся в пыли за каминной трубой;
Иль диковинный зверь, поборов в себе страх,
Не боится теперь ночевать во дворцах?
Лишь узнав все подробно, мы сможем решить:
В сказке мы наконец или дальше спешить
По лесам и холмам, все вперед и вперед...
Чу, а вот он и сам, по лужайке идет!
Беззаботен и мал. Ярких бабочек рой
Мягко вьется над ним многоцветной толпой.
Взгляд его насторожен, но праздничен шаг,
И при этом, похоже, он опытный маг:
Перламутровый плащ, изумруды везде,
На груди и плечах по зеленой звезде,
Шлем и древние руны над скошенным лбом...
Да ведь это же Адлин — волшебник и гном!
Ну, теперь все понятно: здесь что-то стряслось,
И не зря нам так долго скитаться пришлось;
Прямо в гущу событий нас вывел поход.
И ни-ни из укрытий! Пускай отойдет
За ограду дворца — риск теперь ни к чему,
Нет нужды на глаза попадаться ему!
В этой дивной стране, где так много чудес,
Далеко не в почете пустой интерес.
Прятки вышли на славу — оставшись в тени,
Мы и гости по праву, и снова одни.
Только Адлин достиг основанья холма,
Городская стена расступилась сама,
И, не встретив преграды, скользнув надо рвом,
Гном взлетел, словно щепка в потоке живом,
И уж где-то в лесах, в непролазной глуши,
Продолжает свой путь — так куда-то спешит,
Словно где-то вдали, в недрах Северных Скал,
Сам Владыка Земли в гости мага позвал.
Значит, снова не скоро увидим его;
До заката, уж точно, вокруг — никого.
Можно смело теперь каждый зал осмотреть,
Тронуть каждую дверь и... следы затереть.
На вощеном полу, в белом свете Луны,
Лишь следы привидений остаться должны,
Но об этих созданьях — потом как-нибудь;
Позади ожиданья — немедленно в путь!
Гаснет эхо шагов в глубине анфилад,
Изваянья богов в темных нишах стоят,
Полумрак отражают глазницы зеркал,
Где-то в дальнем камине сквозняк застонал.
Жутко здесь одному: спину лижет озноб,
Чьи-то легкие тени садятся на лоб
И живут в волосах. Но нам надо вперед.
Прочь сомненья и страх! Тайна долго не ждет!
Наконец мы у цели: тут все поживей.
Вот и лестница: видно, что ходят по ней.
Это южная башня — здесь (!) Адлин живет,
Кормит птиц и веселые песни поет!
А когда-то здесь спал королевский мудрец,
Видел вещие сны и хранил свой ларец —
Чудо прежних эпох. Тот, кто им обладал,
Видел травы и мох заокраинных скал,
Видел зыбкие дали бескрайних болот,
Видел стражников сонных внизу у ворот, —
Видел все, что хотел, прямо в крышке ларца,
Не ступая и шагу за стены дворца.
Даже бледную нежить полуночных стран
Делал явной и зримой волшебный экран.
Он покой горожан очень долго хранил;
Сколько раз он коварных врагов упредил!
Незаметно прокрасться не мог даже зверь...
Тем труднее понять, что случилось теперь.
Где теперь тот мудрец? Где его господин?
Почему невредим лишь волшебник один?
Где толпа горожан и весь славный народ,
Что так весело жил меж лесов и болот?
Непонятное с ними, похоже, стряслось;
Будто лихо и вправду землей занялось!
Слава Богу, ларец здесь и ныне стоит;
Может, Адлин в него сам порою глядит!
Только вот отчего не заметил он нас?
Или чем-то другим занят был его глаз?
Знать бы, где он идет, как пролег его путь —
Подошел нам черед в сундучок заглянуть
И увидеть, куда так волшебник спешил,
На кого столько сил он потратить решил?
С легким стуком откинулась крышка ларца,
Нежным звоном наполнились залы дворца...
Но внезапно в них злая пурга ворвалась,
Жутко волки завыли, зима началась.
На ветру заскрипела далекая ель,
И поплыли виденья холодных земель...
Там, в Полночье, ненастье, холера и мор,
Рубит головы с плеч лиходейский топор,
Дикий посвист летит над замерзшей рекой,
Над лесами стоит смерть с железной клюкой.
От жестокой судьбы никому не уйти:
Кто захочет уехать — замерзнет в пути,
Кто запрется в дому — в ту же ночь угорит,
Здесь над каждым порогом проклятье висит.
Слишком долго здесь жили без всяких забот,
Слишком долго держали беду у ворот,
Пили мед и дивились удаче своей —
Нет уже и в помине тех радостных дней.
Да, был прочен забор, и ворота крепки,
Да, высок был и крут берег быстрой реки,
Но беда непреклонна в упорстве своем —
На ржаные поля она пала дождем,
Из болот вышла роем незваных гостей,
Из земли проросла частоколом костей,
Лютой стужей сковала густые леса,
Черной тучей закрыла навек небеса.
Брат на брата и сын на отца поднялся...
И стал каждый не рад, что на свет родился.
* * *
Гном почти уже там; раздобыв меч и щит,
Он по синим снегам к Гиблым Скалам спешит.
Но зачем? В скалах тех явно нет никого,
Кто б хоть каплю нуждался в опеке его.
Между тем — не поверить! — он бросил вдали
Отбивающих нежить хозяев земли!
В самый трудный момент он спешит от них прочь;
Сил у воинов нет, а уж близится ночь —
Но ведь даже при солнце не сразу поймешь,
Просто машешь мечом или в призрака бьешь!
Гном же — будто не видит неравной борьбы,
Для него звуки битвы излишне грубы.
Он взбегает на кручи, он ищет меж скал...
Боже! Хищник могучий! Барс помощи ждал!
Как попал он сюда? Как упал в эту щель?
Видно, снегом укрыло предательский хмель,
Он и рухнул в капкан, тонкий свод продавив...
Обессилев от ран, зверь уже еле жив.
Адлин меч обнажает, откинув полу,
И ударом клинка рассекает скалу —
Все вокруг сотрясает неслыханный гром...
Адлин к зверю спешил! Вот те на! Ай да гном!
А в долине настала пора воронью:
Злая нечисть закончила жатву свою.
Там, где храбрый отряд оборону держал,
Только мертвые спят, ни один не сбежал.
Над равниной стоит многозвездная тишь...
Небо! Видно, лишь ты об ушедших грустишь!
А измученный зверь выползает на снег:
Он спасен и нескоро закончит свой век!
Но отныне и впредь, до глубоких седин,
На земле этой есть у него господин.
Никогда, ни пред кем он не прятал клыков —
А теперь сам служить добровольно готов!
С волей барса считались пантеры и львы,
В схватке с ним никому не сносить головы.
Никому он и впредь не уступит в бою —
Но волшебнику сам дарит силу свою!
Весел гном. Он'смеется, он рад, что успел...
А вдали — туча вьется над бисером тел.
Это множество птиц, а не черный туман;
Крылья их застилают волшебный экран.
Каждой — множество лет... Но пора наконец!
Больше времени нет, закрываем ларец.
Нам еще предстоит все полы натереть —
Адлин скоро вернется, а надо успеть:
Уж теперь и подавно совсем ни к чему
Без нужды на глаза попадаться ему!
Слишком много загадок и в нем, и вокруг;
Слишком трудно понять, кто здесь враг, а кто друг!
Этот Адлин. С кем он? Что он делает здесь?
Ведь не сам же разбрелся люд тутошний весь!
Как могло получиться, что сотни семей
В одночасье лишились отчизны своей,
Будто вышли на час за ворота гурьбой
И внезапно забыли дорогу домой?
Что за чудо увидела эта страна? Нет!
Во всем мы должны разобраться сполна!
Только жаль, что ларец нам с собой не забрать:
Здесь его охраняет незримая рать
Заколдованных стен и бродячих колонн —
В старой башне навеки останется он!
Мы ж возьмемся за щетки! Пусть пол заблестит,
Пусть худых полусонных богов ослепит,
Лунный свет отразив, что польется со стен
Сквозь слюду витражей в сей торжественный плен
Непонятных созданий ушедших времен,
Чей печальный удел — то ли явь, то ли сон,
Чьи холодные лики так жутко светлы,
Чьи улыбки — как блики, чьи души — котлы,
В черной бездне которых лишь вечность кипит,
Пожирая столетья... Да кто там стучит?!
Уж не видно ни зги под стеною дворца...
Но там точно шаги, прямо возле крыльца!
Поздно свечи гасить, да и глупо бежать.
Снова стук... Нужно просто идти открывать.
Может, все обойдется еще как-нибудь?
Может, путник усталый решил заглянуть
На чудной огонек, город встретив в ночи
И заметив вдали отблеск нашей свечи?
Вряд ли стоит о чем-то еще размышлять:
Раз решившись, не будем решений менять;
Смело спустимся вниз, смело дверь отопрем...
Надо будет — сбежим, нужно будет — соврем!
Глухо скрипнул засов в предвкушенье вестей.
На пороге возникли фигуры гостей...
Много их, основательны, смотрят умно.
Ну и ну! Снова гномы! Да там их полно!
Всю лужайку, насколько хватает свечи,
Запрудили они: их там сотни в ночи!
Их начальник не меньше, чем мы, изумлен,
Дарит нам грубоватый, но низкий поклон,
Оправляет камзол и, покашляв сперва,
Говорит, непривычно сжимая слова:
Он — Тромпин, предводитель восточных племен...
Вместе с ним... — и еще два десятка имен.
С ним и дети, и те, в чьих висках седина.
Мир стоит на черте, за которой война.
«Дни веселья прошли», — говорит старый гном,
И мрачнеет бровей его жестких излом.
«Адлин должен возглавить великий поход.
Пусть в Полночье на битву он гномов ведет!
Слава мага гремит по полям и лесам;
Все бойцы собрались, пусть он выйдет к ним сам!»
Тут начальник умолк, поклонился опять,
Вновь оправил камзол и намерился ждать.
Что ответить ему? Как себя повести?
Как бы голову тут на плечах унести!
Гном, похоже, решил, что мы стражи дворца —
Значит, роль эту нужно сыграть до конца,
А потом... Но кто знает, что будет потом,
Если мир на таком повороте крутом?!
Скоро всяко уж станет и здесь не до нас,
Если пробил и вправду сражения час!
Может, время для пряток уже позади?
Прочь, мурашки с лопаток! Потом — поглядим!
А пока мы ответим нежданным гостям
Как положено воинам, чуждым страстям,
Что наш маг-повелитель по важным делам
Отбыл в Северный край и давно уже там.
Пусть ночуют под крышей, велим им войти.
Ну а завтра... Пусть Адлина встретят в пути —
С возвращеньем тот явно решил не спешить,
Даже гном не посмел с тьмою Ночи шутить!
Нам же незачем дальше утюжить паркет —
Снова в башню! Причин к промедлению нет!
Снова стукнула крышка, и сладостный звон
Вновь рассыпался эхом в шеренгах колонн...
В Черных Землях все тихо. Там падает снег,
Покрывая ковром русла вымерзших рек.
Кое-где еще светят ночные огни;
Мало их, но вселяют надежду они!
Может быть, и не зря билась горстка людей
С черной свитой царя всех полночных теней?
Вот и в крайней избушке лучина горит,
После славной пирушки в ней Адлин сидит.
Подле гнома — созданья окрестных лесов,
Всюду рады делить с ним застолье и кров:
Глазки их за волшебником цепко следят,
Их большие зрачки восхищеньем горят,
Их мохнатые шубки теплее овчин,
Им пока беспокоиться нету причин.
На дворе, закопавшись в сугроб под стеной,
Оживающий хищник следит за Луной.
А на лавке, в углу, на сосновой доске,
Молодая крестьянка застыла в тоске.
Ей не надо перин в эту звездную ночь —
Даже маленький сын ей не в силах помочь.
Безутешна она: нынче муж ее пал,
Настрадавшись сполна, Богу душу отдал.
Рядом, в крохотной люльке, младенец лежит,
Видит маму во сне и тихонько кряхтит...
Что там завтрашний день приготовил для них?
Снова спустится Тень или враг поутих?
Зря ль хозяин их сгинул в неравном бою?
В жернова зря ли кинул он душу свою?
Вдруг изменятся дни, Тьмы отхлынет волна?!
Как проснутся они — все узнаем сполна.
А пока будем их пробуждения ждать —
Можем просто по спящей земле поблуждать:
Может, где и найдем мы движенье в ночи...
Чу! В восточных горах заметались лучи!
Что-то там происходит, скорее туда!
Там над кручами новая всходит звезда!
По ущельям меж скал мчится взмыленный конь:
Он безумно устал от нелепых погонь,
Но не прихоть беднягу по свету влечет —
Синий рыцарь его посылает вперед.
Взгляд наездника мрачен, лик светел, но строг:
Им для женщин назначен жестокий урок;
Пусть поймут, что рабынями зла своего
Вечно были они, отвергая его!
Впереди испытанье, где выстоит он:
Там, под сводами гор, притаился дракон.
Он покажет теперь, как удачлив и смел,
Чтоб никто впредь смеяться над ним не посмел;
Все увидят теперь, как силен синий меч,
Пусть в неравном бою скажет он свою речь!
Пусть поведает всем — и чужим, и своим,
Что отныне опасно глумиться над ним!
Всадник мчится во мгле, нетерпеньем томим...
А печальный дракон наблюдает за ним.
Он устал, как и конь, от жестоких погонь,
Ненавидит он кровь и не ценит огонь.
Но раз люди стремятся в бою погибать,
Он готов помогать им опять и опять.
* * *
А когда-то была и другая пора:
Над его подземельем дрожала гора,
Ужасающий рев разрывал небеса,
А вокруг, точно свечи, пылали леса.
Он был молод и дик, он о славе мечтал,
Точно огненный блик над землею летал,
Но тогда, в дни пустого труда своего,
Род людской уважал он превыше всего.
Видел он, что людей губит низкая страсть,
И с утроенной силой боролся за власть,
Он хотел их спасти от раздоров и ссор...
Но повсюду встречал непонятный отпор!
День и ночь он трудился, годами не спал,
С поколеньями бился, но все же устал...
Благодарности в людях нет, видно, совсем.
Ну и пусть: больше он не воюет ни с чем!
Пусть в пороках погрязнут, пусть сгинут в грехе,
Пусть по горло увязнут в мирской шелухе,
Раз хотят — пусть спокойно забудут о нем,
Он не будет их больше тревожить огнем.
Он уже опустился до мелких услуг,
А любить — разучился. Он старым стал вдруг!
Ныне долгие дни он проводит в земле
Или косточки греет на теплой скале
И вполне всем доволен. Вот только вчера
Что-то слишком уж сильно остыла гора,
Из бездонных глубин стужа вдруг прорвалась,
И внезапно средь лета пурга занялась...
Видно, в мире всерьез началась кутерьма,
Если так распоясалась злая Зима!
Нет, за всех уже сердце его не болит...
Но Зима и Дракону тепла не сулит.
Кто-то явно забыл, вызвав стужу и лед,
Что и сам он — Адрон! — в этих землях живет!
Нет, дракон уж не рвется за славою в бой,
Но раз надо — сумеет тряхнуть стариной.
Он еще подождет, он уже не спешит.
Может, стужа уйдет и все дело решит.
Нынче ж время уважить лихого бойца —
Пусть погибнет, раз ищет такого конца,
Пусть красавицы вздрогнут в покоях своих
И увянут в тоске лица нежные их.
Если так слаще им — пусть считают врагом.
Все! Драконья душа не болит ни о ком.
Всадник мчится в ночи, нетерпеньем томим,
А измученный конь шпор не чует под ним.
Благородный скакун, самых чистых кровей,
Нес наездника несколько дней и ночей;
Ни кровинки уж нет в его сильных ногах,
Клочья ссохшейся пены висят на губах;
Он привык ко всему, даже к роли слуги, —
Но глаза и ему застилают круги!
Всадник мчится во мгле, ожиданьем томим...
Но внезапно скакун замирает под ним,
Вдруг — вперед он не может и шагу ступить...
Что случилось? О Боже! Нельзя ж так шутить!!!
Перед ними, на кресле из каменных плит,
Вся в лохмотьях, седая колдунья сидит:
С острым скрюченным носом, с трясущимся ртом,
Со зловеще взъерошенным черным котом,
С неприглядной котомкой и длинной клюкой,
Отшлифованной цепкой, костлявой рукой.
Рыцарь снова коня посылает в галоп,
Только тщетно: того лишь колотит озноб,
Как прикованный к месту бедняга стоит...
Да не уж-то старуха ему не велит?!
«Брось томиться, сынок!» — вдруг доносится скрип
И колдунья трясется, как сморщенный гриб,
Это в горле ее, словно кожаный мех,
Оживает беззвучный старушечий смех.
«Твой скакун не посмеет и шагу ступить,
Коль и дальше так сильно ты будешь спешить.
Слезь с коня, голубок, пусть чуток отдохнет —
Ждет его еще более трудный поход:
Завтра утром все вместе отправимся в путь.
Да и ты, верно, тоже не прочь отдохнуть!»
Храбреца обжигают досада и гнев,
Он сжимает свой меч, точно снег побелев;
Столь обидных речей он не в силах сносить...
Но и меч не желает герою служить!
«Опусти свой клинок, сокол мой, не сердись!
Лучше прыгай с коня да на камень ложись.
Только отдых и сон на перине моей
Могут снова вернуть мощь деснице твоей!»
В изумлении рыцарь молиться готов:
Ум испуганный ищет спасительных слов,
Но заклятий свинец так и тянет к земле...
И бесстрашный боец засыпает в седле.
И не диво! Похоже, что рыцарю нет
От рожденья и нежных семнадцати лет!
Раз уснул — пусть колдунья за ним приглядит —
Смерть уж точно теперь храбрецу не грозит.
Он пленен, но зато нету больше нужды
Волноваться по поводу странной вражды
Молодого безумца с волшебным клинком
И дракона, чье сердце болит «ни о ком».
Непонятно лишь — ведьма куда собралась?
Ведь не просто ж со скуки она забралась
В это мрачное царство ущелий и скал,
Где от века никто ничего не искал,
Где лишь ветер над бездной качает стволы
Да на кручах отвесных вьют гнезда орлы!
Для прогулок есть в мире другие места —
Даже волк здесь без дела бродить бы не стал!
Завтра стоит узнать, что приспело тут ей...
А пока надо взять и проведать гостей.
Всюду в залах ночные лампады горят,
В полумраке усталые воины спят.
В пирамидах, своей ожидая поры,
Тускло сталью мерцая, стоят топоры —
Редко опытный гном, собираясь в поход,
Из оружия что-то иное берет.
С топором его руки сдружились давно —
Не одно воле их покорилось бревно
В подземельях глубоких, где древний народ
Извлекает руду и хозяйство ведет;
Где когда-то, вначале веков, праотцы
Возвели полукузницы-полудворцы,
Где в искусство развили свое ремесло,
То, которое им столько бед принесло,
Заложив основанье несметных богатств,
Бесконечных раздоров, скандалов и царств.
И — что всяких усобиц да свар повредней —
Иступленную страсть видеть зависть людей.
А недавно и хуже пришли времена,
Пострашнее, погуще взошли семена:
То, что прежде дразнило лишь взгляды людей,
Разбудило вдруг алчность в Сатрапе Теней.
А полуночный тать урожая не ждет
И в обмен на алмазы пшеницы не шлет —
Он врывается силой сквозь толщу земли
И лишь кости охраны бросает в пыли
Укрепленных сокровищниц древних царей.
И не хочет смирять он корысти своей!
Половина сокровищ прошедших эпох
Испарилась уже, как закатный сполох.
Сам собой вышел срок собираться в поход:
Пусть грядущий урок всем на пользу пойдет.
Гномы сделают так, что никто, никогда
Впредь уже не рискнет грабить их города!
Чтоб врага наказать и богатства вернуть,
Их отважная рать и отправилась в путь.
Кстати, вовсе не долго осталось ей спать —
Только пару мгновений, и будет светать.
Встрепенется суровый начальник-глава,
Разлетятся по залам команды слова,
Растворятся последние сладкие сны...
И познают бедняги весь ужас войны.
Мы ж тем временем в башню к себе поспешим
Только там колдовские загадки решим!
Адлин уж на ногах, собирается в путь —
И в лачуге он славно сумел отдохнуть!
Что-то складное мягко мурлыча под нос,
Выбирает солому из жестких волос,
Расправляет одежду, берется за шлем...
Но внезапно становится бледен совсем,
Покачнувшись всем телом, секунду стоит,
Ослепительно белым сияньем облит,
Даже складный мотив угасает на миг —
С уст крестьянки невольный срывается крик...
И опять все как прежде: он снова поет,
А на стол пред собой лисью шубу кладет!
«Вот, хозяйка, подарок тебе за постой;
Согласись, он теплее печали пустой!
Что печаль? На ветру не согреет она!
Жизнь тебе не для слез, для веселья дана!
Ты красива, свободна, с тобой твой малыш,
Мой слуга отнесет вас, куда повелишь.
Для чего горевать, нет причины грустить...
Твой супруг? Так он мог никуда не ходить!
Он же сам все решил, сам избрал свой удел,
Что себя-то корить, раз он сам так хотел?»
Гном, похоже, и вправду помочь ей готов,
Но вдове не понять его искренних слов:
Да напротив, от этих разумных речей
Слезы сами невольно текут из очей!
«Ну послушай! — опять оживляется маг, —
Почему не поймешь ты простого никак?
Ты свободна смеяться и плакать сама!
Неужель в людях нет и частицы ума?!»
Нет так нет! Пусть с людьми будет все так, как
У него и без них дел буквально не счесть!
И другими земля существами полна —
Им ведь тоже своя радость жизни дана!
Гном немножко смущен, но не больше того:
Безутешность вдовы удивила его,
Но с другой стороны, ведь и раньше он знал,
Что никто еще сердца людей не познал!
Для чего так упорно себя изводить?
Для чего до безумства во всем доходить?
Нет, наверно, ему никогда не понять,
Отчего стоит так безутешно рыдать!
Ну так что? Мир и так полон разных чудес,
Например, лик Луны или купол небес.
Кто их видел вблизи? Кто сумел их понять?
А волненье в груди нужно просто унять.
Для чего сеять в мыслях и чувствах раздор?
Больше незачем медлить, скорее на двор!
Там, за дверью, уж ждет его верный слуга,
Там играет мороз и искрятся снега —
Но глаза как-то странно от света болят,
Да в груди что-то вкрадчиво тянет назад.
Что случилось, зачем вдруг сомненья в душе?
Отчего вдруг он сам как рыбешка в ковше —
То метнется вперед, то замрет, словно тень...
Но какие сугробы! Какой чудный день!
Знал же — глупо соваться в людские дела,
Никогда дружба с ними к добру не вела!
Не смеялась — не надо; оставил бы так.
Неужели был важен и этот пустяк?
Люди странны — их чувства вовек не поймешь,
Только сам свое сердце положишь под нож!
Лучше был бы умнее и так не спешил;
Только барса оставить он мудро решил.
Было б жаль, коль пропала б такая краса...
Но зачем там, в груди, словно жалит оса?!
Нет, как прежде, он весел, не сломлен ничуть,
Все обдумал и взвесил, торопится в путь;
Зверю бросит лишь пару напутственных фраз
И, рукою взмахнув, испарится тот час...
Вот уже далеко, возле белых холмов,
Он спешит от убогих крестьянских домов,
Славит день, на бегу что-то птицам кричит,
По раздолью снегов точно облако мчит
И пока что не знает еще ни о чем...
Но судьба уж взмахнула незримым бичом!
Наши воины тоже сбираются в путь;
Все готовы к походу, но медлят чуть-чуть:
Видно сразу — не манит их омут войны,
Хоть решимости драться они и полны.
Вот по залам, нахмурясь, начальник идет,
За собою толпу добровольцев ведет.
Предстоит им вперед раньше прочих уйти
И прямую тропу сквозь болота найти;
У дверей старый гном проверяет сапог,
Будто за ночь тот сам продырявиться мог,
А какой-то бедняга, спустившись во двор,
Раз за разом шлифует широкий топор:
Сам безумно устал, стер точило в песок,
Сгрыз на палец металл, но все чешет висок.
В залах здесь делят хлеб, там без дела сидят,
Лишь в глаза почему-то совсем не глядят,
Да еще — быть беде! — онемели все вдруг:
Ясно слышны везде только шорох да стук!
Гномам проще друг другу товар предлагать,
Соль просить за услугу, баллады слагать
Иль в пылающей кузнице молотом бить,
Чем без дела словами пустыми сорить!
Наконец на лужайке пропела труба,
И в котомках глубоких исчезли хлеба.
Все невесело с мест со своих поднялись
И, покинув дворец, в длинный строй собрались.
Вновь раздался приказ, и уже первый взвод
Молча скрылся из глаз в гулком чреве ворот.
А прекрасный герой только очи открыл;
Долго сны сберегали под пологом крыл
Его чуткий покой от рассветных лучей,
Но и сны не всесильны в заботе своей!
Юный витязь лежит на промерзшей скале,
Но так сух и горяч, будто скачет в седле.
Чудеса! С той минуты, как солнце взошло,
Даже инея с черных камней не сошло,
А на склоне, где он только что ночевал,
Дерзкий корень, оттаяв, побеги уж дал!
Храбрый рыцарь лежит средь безлюдных хребтов
И от детского счастья смеяться готов:
Созерцает лазоревый купол небес,
И седое ущелье, и сумрачный лес,
Что стоит между гор в синих отблесках льда,
И не может понять, как заехал сюда!
Как возник вдруг в душе столь безумный порыв
И куда испарился, внезапно остыв?
Почему он вчера просто рвал и метал,
А теперь безмятежнее облака стал?
Лишь вчера он считал, что ужасно задет,
А сегодня обид и в помине уж нет!
Отчего он решил, что смеялись над ним?!
Может, просто поверил он страхам своим?
Ну и что, что красотки отвергли его?
Ведь он знал, что не любят они никого!
Глупо видеть в обычном кокетстве подвох,
Как и верить всерьез в каждый деланный вздох!
Но тем более глупо уж было скакать,
Здесь себе на погибель дракона искать!..
Витязь смотрит на снежные шапки вершин,
На ледник, на бездонный небесный кувшин,
Видит рыцарь и смог, что ползет по горам,
Но не верит, что мог так запутаться сам!
Уж не ведьма ль тайком посмеялась над ним,
Чтоб обманом привлечь к темным тропам своим,
А потом усыпить средь провалов и круч
И набросить на мир мрачный саван из туч?
Но раз так — то тем более должно спешить,
Чтоб коварство колдуньи успеть упредить!
* * *
...В сердце юноши вновь разгорается пыл,
Но... «Похоже, и за ночь твой лоб не остыл!
Брось ты мучить головушку, бел голубок,
Будь хоть в чем-то умнее пустых лежебок!
Как бы ты и взаправду ума не отшиб...» —
Снова он, этот мерзкий старушечий скрип!
И сама она тут — в том же кресле сидит
И за юношей зорко, по-птичьи, следит:
«Отоспался, и ладно. Теперь же — вставай,
Скушай хлебца и латы свои надевай.
Нам с тобою давно уж в дорогу пора —
Сталь вечерней победы куется с утра!
Ты позднее поймешь, чем старуха сильна:
Скоро всем удивляться придут времена...»
Рыцарь вновь негодует, и вновь, как на грех,
Покоряет его хриплый старческий смех.
И уже они вместе сидят на коне,
И уверенно скачут по горной стране
На восток, где дымами курится гора,
Где на склоне чернеет Драконья Дыра!
А дракон уже ждет непонятных гостей,
Он нутром чует запах недобрых вестей:
Ведьму эту он знает — за тысячу лет
Их свиданьям, похоже, и счета уж нет.
Никогда не являлась она просто так,
Хоть всегда и считалось, что дело — пустяк.
Но дракон слишком многое стал замечать,
Научившись случайность и план различать, —
И теперь он уверен, что холод в горе,
Этот храбрый младенец с мечом на бедре
И седая старуха, что скачут к нему,
Совпаденьем считать уж совсем ни к чему.
Он не любит участвовать в играх других,
Но раскрыть не спешит и догадок своих;
А поэтому снова он примет ее,
Не обмолвясь и словом... Пока же — он ждет.
Ну а нам нет нужды это время терять...
Интересно, чем занят теперь Черный Тать?
Кстати, как мы могли до сих пор не смекнуть:
Сквозь экран прямо в царство теней заглянуть?
Что там, в темном и диком полночном краю?
Точно — час нам исправить ошибку свою!
По унылому щебню Полночных Земель,
Наметая сугробы, гуляет метель.
С ней не сладят ни мягкие шубки песцов,
Ни промерзшие куртки усталых бойцов,
Охраняющих замок Владыки Теней...
Даже толстые стены робеют пред ней!
Проникая сквозь окна под каменный свод,
Вьюга водит и там свой слепой хоровод.
Лишь в большом тронном зале пылает камин,
Но что нынче он может поделать один
С лютой стужей и ветром жестокой зимы?
В жарком чреве камина клубятся дымы,
Искры градом пронзают холодную тьму, Но...
Его господин не подходит к нему!
Словно черный утес, он на троне сидит
И на что-то в упор, не мигая, глядит...
В этом взгляде сверкают другие огни,
Не тепло и не свет обещают они;
Сквозь пургу и метель жгут они и поют
Громче все и сильней... Да они уже тут!
Прямо в башню и прямо из крышки ларца
Проникают они, точно дух мертвеца!
Но возможно ль такое? Ведь мы до сих пор
Никогда и нигде не встречали отпор!
А теперь... Да в чем дело? Он светится весь!
Миг еще — и Владыка окажется здесь!!!
Надо срочно спасаться, скорее бежать!
Нет, безумство! Скорее — ларец закрывать!!!
Тут же стукнула крышка, мигнула Луна,
И обратно к нам в башню вошла тишина.
В этот раз пронесло, но похоже, что впредь
В сундучок нам уже не придется смотреть!
* * *
В ожиданье бесплодном проходят часы,
Стрелки словно вросли в циферблат;
Там, внизу, мировые колебля весы,
Непонятные боги стоят.
Если б знать, кто они и откуда взялись,
Как пришли через мглу в этот свет!
Может, впрямь с их судьбой судьбы мира сплелись?!
Даже мифы скрывают ответ!
