Группа всадников во весь опор мчалась вдоль берега Запороски. Вслед им летели стрелы и улюлюканье преследователей. Люди эти принадлежали разным племенам и столь же разнообразные носили облачения, будь то стеганые гирканские халаты и панцири из бычьей шкуры или кованая кольчуга из лучшей иранистанской стали. Во главе этого маленького отряда скакал черноволосый великан, чьи синие глаза хмуро косились на туранских воинов позади, а мускулистая рука то и дело вскидывала круглый щит, в который впивалась очередная стрела. В лиге впереди виднелась узкая полоска леса, которая могла бы дать хоть какую-то защиту от лучников, но козацкий атаман Конан ясно видел, что достигнуть ее они уже не успеют.
Одна из стрел ударилась в затылочную часть его шлема, заставив покачнуться, тогда, как иного бы просто выбило из седла. Грязно помянув Эрлика, вожак козаков повернул к зарослям тростника. Тот высился подобно стене в два человеческих роста.
— Конан! — крикнул один из козаков, — там наверняка слишком топкие места для наших коней.
— Придется тебе расстаться со своим коньком, Орду! Они уже и так на последнем издыхании. Туранцы вот-вот догонят нас, но раньше перебьют из луков. В топях сейчас больше шансов спастись, как бы не опасно было туда соваться.
Еще трое козаков рухнуло замертво, прежде чем всадники достигли укрытия и бросили своих скакунов. Увы, заросли оказались настолько густыми, что киммерийцу пришлось пустить в ход свою тяжелую саблю. Толстые стебли уступали и ложились под могучими ударами, но погоня была уже в опасной близости. Выругавшись от отчаяния, Конан бросил свое занятие и изо всех сил стал проламываться вперед, не обращая больше внимания на преграду.
Наконец они выбрались на более открытое место. Позади слышались выкрики туранцев, но варвар больше обращал внимание на почву под ногами, стараясь избежать поросших ряской омутов. Подобно дикому зверю, он безошибочно выбирал верный путь, перепрыгивая с кочки на кочку и ведя вслед за собой остатки разбитого отряда. Над лесом камыша взметнулся черный рой стрел и те, кто оказался недостаточно расторопным, чтобы укрыться щитом рухнули замертво лицом в тину. Залп повторялся еще несколько раз, но Конан уходил все дальше и уже находился в недосягаемости туранских луков. Судя по распоряжениям военачальника издали долетавших до слуха киммерийца, лезть в болота гончие Ездигерда так и не решились. Что ж, это не первое и наверняка не последнее поражение для козаков, однако, такова жизнь вольного человека, и к этому не привыкать. Набег на туранский форпост оказался фатально неудачным, и Конан понимал, что его авторитет скоро встанет под вопросом. Но он не спешил беспокоиться раньше времени, относясь ко всем неприятностям с философским равнодушием, тем более что оставаться до конца жизни разбойным атаманом не было пределом его мечтаний.
Продвигаясь вперед, Конан украдкой окинул взглядом остатки своего отряда - всего лишь пятеро, один из которых был ранен туранской стрелой и едва поспевал за остальными. Самым стойким и самым выделяющимся помимо самого киммерийца был молодой, белокурый гиперборей Канаар, большой любитель прямого меча и боевого топора. Затем следовал массивный полушемит-полустигиец с обритой головой и курчавой бородой на хищном, как у грифа лице - Нихтикор. В прошлом он был известным атлетом и гладиатором, чья любовь к авантюрам, в конце концов, привела его на самое дно общества. Черты его лица хранили отпечаток жестокости, а в глазах угадывалось злорадство. Чутье киммерийца уже давно сообщало ему, что с этим головорезом еще назреет конфликт, слишком уж тот был своеволен и себе на уме.
Следом за этими выносливыми силачами следовали низкорослый и кривоногий гирканец Орду и двое иранистанских головорезов - раненый стрелой Курам и Дамаск, замыкавшие отряд.
Солнце было близко к зениту. Несмотря на его палящие лучи вкупе с атакующей мошкарой и тяжелыми испарениями, люди хранили угрюмое молчание. Несмотря на это, Конан чувствовал ненавидящий взгляд, упорно буравивший ему спину, и знал, кому он принадлежит. Меж тем, особенно выбившиеся из сил, уже сбросили тяжелые нагрудники, кольчуги и шлемы.
Когда сумерки уже всерьез вступили в свои права, Конан позволил уставшим бойцам, наконец, остановиться.
— Отдохните пока, да перевяжите друг другу раны, а я разведаю дальнейший путь.
— А может сначала объяснишь, почему из-за твоей прихоти сегодня полегло столько наших братьев? — раздался недовольный голос. — Если бы ты вовремя скомандовал…
Разумеется это был Нихтикор. Атаман развернулся, встретился глазами с колючим взглядом темнокожего гиганта и тот осекся.
— Не перед тобой мне держать ответ, ублюдок шемитской шлюхи.
Нихтикор вскочил, хватаясь за рукоять кривой сабли. Ростом и внушительной мускулатурой он не уступал киммерийцу и считался одним из самых опасных бойцов, составлявших козацкий сброд.
Теперь желание занять атаманское место стало уже очевидным для всех. Лишь слабый пока еще авторитет в братстве удерживал Нихтикора от того, чтобы бросить вызов киммерийцу. Однако здесь в глуши, где из матерых ветеранов рядом с Конаном лишь Орду-гирканец, можно было попытать счастья. Князь Тамир Шах разбил отряд Конана, уничтожив больше сотни вольных людей. Когда об этом узнают в Сечи, значимость киммерийца в глазах козаков значительно упадет. С другой стороны, тот, кто снимет с него голову еще до прибытия в Сечь уже не подвергнется строгому осуждению. Тем более, если будут свидетели, что Нихтикор убил в честной схватке и с убедительным мотивом. Конан прекрасно осознавал, что своим вызывающим оскорблением предоставляет ему такой мотив, но ему было глубоко плевать - еще один бой за этот проклятый день, и он, наконец, избавится от этого пустынного скорпиона. Каким бы ценным бойцом ни являлся полукровка, в последнее время он слишком много на себя брал.
Ни единый мускул не дрогнул на теле киммерийца при виде схватившегося за оружие врага. Вся его поза выражала лишь спокойствие и презрение. При виде этого Нихтикор опешил.
— Доставай саблю или подохнешь сейчас же!
— Я готов скрестить с тобой клинки прямо сейчас. Вот только сомневаюсь, что в случае моей гибели, безмозглый кретин вроде тебя сможет вывести моих людей из топей. Орду-гирканец хорошо ориентируется по звездам, но вот найдет ли он тропу через болото - иной вопрос.
Нихтикор сплюнул.
— Не думай, что я забуду твое оскорбление варвар! Как только мы выйдем отсюда…
— Будь уверен, я тоже не забуду. А теперь, будь добр, заткнись на оставшееся время.
Сказав это, он спокойно развернулся и скрылся в зарослях. Пробуя носком илистую почву, он пробирался вперед. Неожиданно, его нога ступила на совершенно твердую поверхность, скрывавшуюся под толстым слоем жидкого ила. Это был камень, причем совершенно плоский. Его ширину трудно было представить, но сделав еще несколько шагов, Конан удостоверился, что ступает по плите, или нескольким хорошо подогнанным друг к другу плитам. Дорожка из плит привела его к озерцу стоячей воды. Там, в багровых лучах заката ему открылось совсем уж неожиданное зрелище. Прямо из покрытой ряской и болотными лилиями воды прямоугольным островком возвышался черный камень, служивший постаментом для жутко безобразного изваяния.
Странное оцепенение охватило его в тот миг. Это чувство напоминало то, что владело им не так давно в покоях Хосатрала Хела, где он заворожено слушал раздающийся подобно набату голос владыки Дагона. В облике твари, и особенно в полуприкрытых глазах также было нечто гипнотическое, заставляющее окунуться в забвение, заглянуть в далекое прошлое, воспоминания о котором надежно хранит подсознание. Конан из последних сил попытался стряхнуть эти чары, делавшие его беззащитным перед тем, что здесь обитало. Он кожей чувствовал смертельную опасность. Это место носило совсем иное название, да и выглядело по-иному когда-то давно, когда топи еще не поглотили черные монолиты капища, чьи верхушки сейчас едва виднеются на поверхности омута. Он и представить не мог ту древность, что отделяла сегодняшний день от тех времен. В ту пору русла рек были другими, а на месте моря Вилайет возвышались стены и башни таинственных государств. Создания, что населяли их, остались лишь в полузабытых легендах людей. Но тени их зловещих игр с живой материей бродят по земле и порой проявляют себя в современном мире. Так, киммерийцу не раз доводилось слышать о похищениях деревенских девушек в горах Ильбарс сопровождавшиеся их истошными криками, да стуком копыт и мерзким глумливым хохотом. Иные пастухи, прибегавшие на помощь, дрожащим голосом признавались потом, что успевали увидеть лишь чью-то рогатую тень. Моряки Южного Океана за чашей вина вспоминали о странных людях, ныряющих среди волн вдали от берегов.
Тварь, угнездившаяся на постаменте, без сомнения относилась к той темной эпохе. Больше всего она походила на севшую перед скачком исполинскую жабу, особенно это касалось пучеглазой плоской головы с двумя зубчатыми плавниками по краям морды, склонившейся к обьемному брюху и мощных задних ног с перепонками. Но для настоящей амфибии ее тело имело слишком близкое сходство с человеческим - широкие массивные плечи, цепкие пальцы, свойственные скорее обезьянам, чем амфибиям.
Конан мотнул головой, до него вдруг дошло, что пленки век на глазах твари раскрылись, и она в упор смотрит на него. Обвисшая кожа под нижней челюстью медленно раздувалась грязно серым, глянцевым пузырем. Вместо реликтовой статуи из давно минувшей эпохи, на каменном островке сидело живое чудище. Конан с ругательством схватился за саблю, и в тот же миг тварь прыгнула, тяжело бултыхнувшись в воду. На миг варвар решил, что спугнул ее как обычную земноводную жабу, но нет - зубчатые плавники показались на поверхности и начали стремительно приближаться. А в следующий момент появились и другие. В их намерениях трудно было сомневаться. С одной жабой-переростком он бы еще попробовал справиться, но в этих обстоятельствах разумней было отступить.
Конан поспешно отправился назад. Сумерки сгущались все плотнее. В ночной тьме встреча с этими тварями казалась еще менее желанной. А позади уже слышался треск кустов под тяжелыми скользкими тушами.
— Эй, дьяволы! — еще издали крикнул он, завидев своих людей, — клинки к бою!
— Да о чем это ты, во имя Эрлика?! — озвучил общее удивление Орду.
— Я потревожил гнездо какой-то болотной нечисти, и кажется, она скоро будет здесь.
Удивление на лицах разбойников сменилось испугом, когда в подтверждение слов Конана до их слуха донеслось шлепанье перепончатых лап и треск ломающихся кустов.
— Сколько их там? — поинтересовался доселе молчаливый Канаар, освобождая из ременной петли свой боевой топор.
Едкая вонь водяных тварей опередила их прибытие и заставила поморщиться даже не слишком чистоплотных козаков.
— Провалиться мне, если я знаю. Надеюсь только, что ими не кишит здесь все вокруг.
— Может, повернем назад? — испуганно сказал Орду, — уж лучше поляжем от стрел Тамир Шаха, чем попадем на обед к демонам.
Конан покачал головой.
— Если сейчас будем отступать в спешке, впотьмах наверняка угодим в трясину и потонем все до единого.
Он хотел добавить еще, но тут, что-то тяжелое, подобно снаряду сбило Орду с ног. В полутьме мало кто понял, что это было. Орду завопил, прижатый к земле могучими лапами. Не мешкая, Конан ударил тварь саблей. Еще одна туша сбила с ног и его. Конан выронил бесполезную в тот момент саблю и, сгруппировавшись, пнул ее в живот пятками. Плоть амфибии оказалась податливой, а кости - мягкими и пружинящими. Отброшенный монстр завалился на спину и тут же был обезглавлен Канааром.
Амфибии нисколько не устрашились этих потерь и продолжали атаковать. Их главным оружием служили мускулистые передние лапы и бритвенно острые ряды зубов. Сперва оторопевшие от их вида козаки наконец принялись отбиваться. Никто толком не мог понять, сколько чудовищ их окружило. Схватка быстро превратилась в сумбурную резню, когда любой мог получить случайный удар от близстоящего товарища.
Краем глаза Конан заметил вопящего Курама, которому амфибия заживо обгладывала лицо. Тот слишком обессилел и подмятый ее тушей не мог оказать серьезного сопротивления. Киммериец врезал щитом о распахнутую пасть своего противника. Тот попятился и тут же получил сабельный удар, разваливший его от макушки до брюха. Конан переключился на Курамова мучителя, хотя с иранистанцем уже явно было покончено. Занятое пожиранием свежей плоти, чудище слишком поздно обратило внимание на выросшую рядом с ней фигуру и вот уже начисто срубленная голова его, кувыркаясь, покатилась в воду.
Нихтикор и Канаар оказались не менее грозными противниками. Брезгливость и омерзение не мешали им крушить упорно лезущих гадов - уже три содрогающиеся в агонии туши лежали перед ними. Оставалось только удивляться такой тупой настойчивости земноводных.
В перерыве между очередным боем Конан заметил исчезновение Орду и Дамаска. Бежали ли они в ужасе во тьму или их утянули в свой омут амфибии, похоже, останется тайной навсегда.
Меж тем, варвару все больше казалось, что тварями двигает чья-то воля - слишком сверхъестественным выглядело их упорное желание добраться до людей. Он проламывал черепа, сокрушал кости, отсекал конечности и вспарывал им животы, но амфибии даже на пороге смерти продолжали настойчиво атаковать. В конце концов, одной из тварей удалось схватить его сзади за ноги. Оказавшись в неустойчивом положении, Конан попытался отбиться сразу от двух напиравших монстров, но быстро потерял равновесие и оказался придавлен их тушами к земле. Вонь, исходившая от амфибий была воистину тошнотворной. Варвар перестал что-либо видеть и соображать, но продолжал вырываться, пока кулак одного из чудищ не обрушился ему на затылок.
Поверженный наземь киммериец не увидел, как его былой соперник Нихтикор, потерял саблю, глубоко увязшую в плоти одного из чудовищ. Лишившись оружия, он голыми руками вцепился в скользкую шею одной из жаб, и два схватившихся в смертельном объятии тела, бились в отчаянной схватке, пока не подкатились к черной поверхности пруда. Оказавшись в воде, чудовище обрело преимущество над смуглокожим силачом и вскоре его участь была решена.
Последним на поле боя остался Канаар. Гиперборей сражался с мрачной решимостью, но в душе уже приготовился к смерти, со свойственным всем северянам фатализмом. С каждым ударом меч и топор становились все тяжелее, и все менее точными. Наконец одной из тварей удалось выхватить секиру из его руки, и белокурый великан, пошатываясь, отступил, сжимая в руках забрызганный бурой кровью меч. С губ его сорвалось глухое проклятие.

Подняв голову с груди, Конан увидел перед собой окно, через которое в помещение вползала сырая мгла. Снаружи стрекотали насекомые и надрывалось кваканьем жабье племя. Он попробовал подвигаться и понял, что его руки связаны за спиной. Позади что-то булькало и расходился аромат, от которого у варвара возникло чувство тошноты. Так пахнет падаль, которую извлекли из могилы и решили вымочить в растворе из едких трав.
— Мой дорогой гость соизволил проснуться? — раздавшийся позади голос принадлежал женщине. Тон его был каким-то скользким и вкрадчивым. Язык был гирканским, но как будто бы неродным для той, которая им пользовалась. — прости меня за эти неудобства, просто я не могу тебе позволить слишком быстро покинуть мой дом.
Вслед за этими словами последовал игривый смешок. Конан предпочел отмолчаться. Кто-то уже снял с него броню, чекмень и пояс с оружием. Он попробовал на прочность путы и понял, что придется постараться, чтобы выбраться. Веревки были сплетены на совесть, и царящий здесь влажный климат еще не успел им как следует повредить.
Хозяйка хижины, наконец, оказалась в поле его зрения. В царящем полумраке ее возраст было трудно определить. Невысокая, полноватая, с широкими скулами она напоминала женщин степняков. От чистокровной гирканки ее отличали большие темные, чуть выпуклые глаза и бледная кожа, что никак не вязалось со здешним палящим солнцем..
— Может быть, для начала представимся друг другу? Я - Ламира, можешь считать меня хозяйкой этих земель.
Она вновь подошла к котлу и помешала его содержимое.
— Те твари - твои слуги?
— Можешь считать и так.
— А где мои люди?
— Постой, мой великан. Я так и не узнала твое имя.
— У меня нет привычки называть его ведьмам.
Ламира расхохоталась. Ее пухлая, влажная рука оказалась на его плече и скользнула по шее. Конан при этом ощутил брезгливость и встряхнулся словно кот.
— Ты очень проницателен, — все тем же вкрадчивым полушепотом заговорила она, — увы, ничего не могу сообщить тебе о твоих людях. Должно быть, они оказали слишком отчаянное сопротивление и погибли. Но, очень хорошо, что выжил хотя бы ты.
Все это время, чувство подсознательного отвращения боролось в Конане с чем-то другим. Ламиру тяжело было назвать красивой или даже симпатичной даже по меркам степных дикарок - выпуклые, чересчур широко расставленные глаза, лоснящиеся от жира волосы, заплетенные в похожие на кобр косы; приплюснутый, почти теряющийся на полноватом лице нос и чувственные, пухлые губы. Все это производило в нем отталкивающее впечатление и омерзительно гармонировало с обликом ее земноводных слуг. И в тоже время, ее близость начинала вызывать некое приятное головокружение и лихорадочное возбуждение. Конан недоуменно потряс головой - неужели ведьма уже успела его чем-то опоить или виной тому были удушливые пары, поднимающиеся от котла?
— Что это за отродья, и почему ты держишь меня здесь связанным?
— О, мой голубоглазый силач, неужели ты считаешь, что одинокая Ламира так наивна, что может решить, будто мужчина вроде тебя захочет погостить в ее неказистом и не слишком уютном жилище? Справедливо ли ее судить, когда долгими вечерами лишь шелест ивняка да комариный писк раздается у ее порога и некому укрыть ее в объятьях от пронизывающего ветра? Потому и прибегла она к таким вот мерам. Люди нечасто забредают сюда, будь то беглые преступники или изгои. Ко всему тому, ее подданные не слишком сообразительны, и если она не успевает отдать им прямое распоряжение, предпочитают утаскивать несчастных в свои подводные норы. Так что, сегодня, боги оказали тебе милость, мой мрачный воитель. Ни один мужчина еще не предпочел моим объятьям, объятья гнилой воды в пруду, так и ты наверняка не будешь исключеньем. Судя по крови застывшей на клинке твоей сабли, сегодня мой народец понес большие потери. Это вызывает во мне скорбь и гнев, но ты можешь смягчить и даже рассеять их своей пламенной страстью. О, ты один наверняка стоишь всех этих лепечущих и ползающих в моих ногах бродяг, что до сих пор приводились ко мне.
Давно поняв, к чему клонит ведьма, Конан, наконец, не выдержал и презрительно рассмеялся.
— Ну, так не медли и освободи меня! И твоя бородавчатая шкура познает ласку моих рук, будь спокойна!
Зловещие огоньки зажглись в глазах Ламиры при этих словах. Однако ответила она все тем же елейным тоном:
— Не торопись, у нас еще полно времени. Скоро будет готов эликсир способный пробудить в тебе страсть, на которую ты и сам не ожидал, что способен. Твой разум полностью подчиниться желанию плоти и…
— Заткнись, шлюха Сета. Никакой эликсир не помешает мне утопить тебя в собственном котле!
- …твоя буйная кровь скоро будет течь в жилах грядущих детей Дагонии, - как ни в чем не бывало, продолжала Ламира. Много веков прошло с тех пор, как прежние владыки Земли дали нам жизнь в катакомбах своих черных цитаделей. Но они оставили нас слишком рано, слабыми и не развитыми. Каким-то чудом нам удалось выжить самостоятельно. Поколение за поколением мы смешивались с пришедшими на наши земли людьми и развивались в более совершенные существа, обладающие разумом, способные жить как на земле, так и под водой, выносливые и жизнеспособные. Я - королева моего народа, и самая совершенная его представительница, но мои дети, и тем более дети моих детей уже будут неотличимы от вас, сухопутных, и смогут спокойно ходить среди вас, распространяя свое семя во имя отца Дагона и матери Гидры. И ты сослужишь в этом весомую роль, мой силач!
Все это время варвар отчаянно боролся с путами на руках. Он уже отбросил попытки сделать это незаметно и его мышцы под бронзовой кожей ходили ходуном. Болотная ведьма саркастично ухмыльнулась и сделала знак кому-то, находившемуся вне поля его зрения.
— Иди сюда, брат мой, и помоги мне напоить нашего гостя эликсиром забвения!
Она самодовольно уперлась руками в жирные бока.
— Не тешь себя надеждами, бродяга. Твоя воля может быть крепка, но я - Ламира, владычица топей, и моя сила пришла из глубин веков. Черные демоны Дагонии поведали мне тайну извлечения души, и если ты останешься непокорным, то еще до рассвета, в твоем теле будет душа моего младшего брата. Не правда ли заманчивая идея - поменяться телами?
Существо, зашедшее вслед за тем в хижину, черной тенью затмило свет звезд. Конан слышал его тяжелую поступь по земляному полу и почувствовал отчаяние. И без того, полная специфических запахов хижина наполнилась вонью донного ила и гниющей тины. Страшным, сверхчеловеческим усилием он рванулся прочь с топчана к которому был привязан, и веревка, наконец, не выдержав, лопнула.
Когда он вскочил на ноги, Ламира уже набрала жидкость из котла в глиняную чашу. На обрюзглом лице ее изобразилось подобие страха. А затем на плечи киммерийца опустились тяжелые перепончатые лапы. Судя по их расположению, противник был выше его как минимум на голову. Чудовищная сила оторвала его ноги от пола и швырнула обратно на топчан. От удара из его легких выбило воздух, а перед глазами заплясали искры. Может быть под ударами меча эти твари и были уязвимы, но в рукопашную являлись серьезными противниками. Спружинив от ложа, Конан покатился по полу. Над ним нависла настоящая гора серо-зеленой плоти исходящей болотным смрадом. Могучая лапища протянулась к его горлу. Но киммериец не стал дожидаться своей участи - он схватил запястье монстра и дернул на себя. Звучно щелкнул выдернутый сустав. Огромная тварь издала совсем не подобающий ее виду пронзительный писк. Не давая противнику опомниться, он вогнал ему кулак под самую челюсть. Голова амфибии мотнулась в сторону и туша начала оседать.
Увидев такой поворот событий, ведьма бросилась к дверям. С ее губ уже готов был сорваться призыв к своим собратьям, когда путь ей перегородила еще одна рослая фигура. От неожиданности она тонко вскрикнула, но это был ее последний звук - сверкнула сталь, и вот уже голова Ламиры кувыркнувшись в воздухе, плюхнулась прямо в кипящий котел.
Вторым ударом меча Канаар обезглавил трепыхавшегося братца Ламиры. Несколько мгновений киммериец смотрел на возникшего словно гром среди ясного неба гиперборея, затем перевел взгляд на безобразное тело ведьмы. Видимо от земноводного в ней по- прежнему оставалось слишком многое, так как ее члены еще какое-то время продолжали двигаться в приступе агонии, а кровь лениво сочившаяся из раны имела какой-то бурый оттенок.
— Во имя демонов ада, как ты нашел меня здесь? - наконец переведя дух поинтересовался Конан.
— Если начистоту, то, я был уверен, что тебя давно уже сожрали, атаман, — Канаар отер кровь с меча и оглянулся в ожидании новой угрозы. — Когда я понял, что единственным остался в живых, то бросился бежать. Мне удалось отбиться от преследователей, но я потерял надежду выбраться из этих топей. Не знаю, сколько я слонялся по этим проклятым болотам, пока до моего носа не донесся запах дыма, который привел меня сюда.Что же это за твари? Какой дьявол мог породить эту пародию на человека? А та что я убил, сперва, на какое-то мгновение я даже принял ее за человека! И этот разумный взгляд …
— То, что я узнал от дохлой ведьмы уже и так не изгладится в моей памяти до конца жизни, и клянусь Кромом, я не хочу знать большего, — мрачно ответил Конан. Он обшарил хижину и, наконец, обнаружил свою саблю, спрятанную в тайнике под топчаном. Помимо нее там лежали вещи его предшественников - сгнившая одежда, оружие, золото, - согласен, эта тварь и во мне вызывала дрожь. Никогда еще не испытывал такой брезгливости и омерзения к живому существу. Будь моя воля, я бы прислал сюда добрую армию и перебил бы всю здешнюю нечисть. Вот только я не король Турана, а козакам нет дела до монстров, с которых нечего взять, кроме жабьей икры. Так что, давай-ка подожжем эту поганое гнездо, и пусть погребальный костер для проклятой ведьмы освещает нам путь из этих болот.
Снаружи еще стояла предрассветная мгла. Два воина вышли из занимающейся огнем хижины и, не оборачиваясь, зашагали на восток.