Стигия спит. Ночь раскинулась над страной черных магов и злых богов. Тихо катит воды безмолвная река Стикс. Звезды не отражаются в ней. Круглый диск луны неподвижно замер в небе. Еле слышно доносится жреческое пение из храмов Птейона. Никто не выходит из домов в это время суток: это время таинственных сил, властвующих над Стигией.
И все-таки нашлись смельчаки, которые выбрались на темные улицы. Как ни странно, это не отважные воины и не храбрые служители богов; это две девушки. И движет ими самая необоримая из сил, что царят в мире, - любопытство.

* * *

Жрец Сета, пожилой бритоголовый Фетис, пребывал с утра в дурном настроении. Слухи, настойчиво ходившие в Птейоне, подтверждались. Несколько надежных свидетелей, нарочно отправленных Фетисом на место происшествия, подтвердили это. В городе объявился чародей, который не спешил принести жертвы Сету и вообще как-то изъявить покорность могущественному местному жречеству. Если бы этот новоявленный маг тихо сидел в своем загородном доме и предавался там безобидным алхимическим опытам по созданию чудовищ, никто бы и слова не сказал. Собственно, так оно и обстояло - до поры до времени. Но потом что-то произошло, и чародея начали видеть в городе.
Свои появления он обставлял весьма таинственным образом. Незадолго до полуночи от роскошной усадьбы, спускающейся к самой реке, отчаливала ладья - длинная, узкая, с изображением бога-павиана на носу, роскошно убранная. Иногда она шла под парусом - большим прямоугольным, красного цвета. Иногда - под веслами, но гребцы оставались невидимыми. Сам чародей сидел на носу ладьи, возле деревянной резной статуи павиана, раскрашенной столь искусно, что зверь казался живым. Ладья проплывала по Стиксу вдоль всего Птейона и исчезала. Плывущей обратно ее никто не видел.
Так продолжалось несколько ночей кряду. В конце концов Фетис разволновался. Не то чтобы жреца Сета беспокоили развлечения местной знати. Мало ли кому захочется покататься на лодке среди ночи! Это не запрещено. Странно, правда, что священные крокодилы не показывались возле этой лодки. Обычно создания Сета сопровождали плывущие по реке суда, интересуясь - не будет ли поживы. Но от ладьи чародея они как будто прятались.
Разумеется, по Птейону поползли разговоры. Фетис морщился, представляя себе все те восторженные глупости, которые наверняка лепетали сейчас все молодые красотки города. Ах, этот чародей! Ах, он такой загадочный! Ах, вот бы побывать на этой ладье!.. Уже сейчас можно было бы представить себе последствия.
Старого жреца Сета, выросшего при храме и всю жизнь посвятившего служению злому богу, трудно было бы заподозрить в сострадании к человечеству, особенно к наиболее глупой его части. Фетис сердился на неведомого чародея по совершенно другой причине. Не без оснований он подозревал, что чародей смутит умы и начнется отток пожертвований от храма Сета. Вот это уже серьезно. Если такой бог, как Сет, прогневается на своих адептов - жди очень большой беды: ураганы, засухи, а то и наводнения. И чтобы умилостивить разъяренного бога, потребуются грандиозные жертвы. В мыслях Фетис уже сейчас прикидывал - какие именно и по привычке производил расчеты.
Да уж. Существуют жрецы вдохновенные, жрецы-мистики, чья жизнь проходит в созерцании, жертвоприношениях, видениях и тому подобном. Им открыты самые темные глубины зла, они проницают взором бездну, на дне которой - великий мировой змей. Фетис никогда не дерзал состязаться с ними. Но свое честолюбие имелось и у него. Он был жрецом-управителем, жрецом-писцом, если можно так выразиться. Любые духовные нужды и потребности мгновенно превращались в его бритой голове в цифры, вычисления, суммы и меры веса и объема.